Из бездны небытия вновь возвращался он в этот мир невидимым странником, смиренной тенью, уставшей от долгого, безостановочного бега за собственной мыслью, неизлечимо больной яркой страстью души, влекшей его в самые удивительные и опасные места, возвращался он на земли своей прародины.
Поступь его шагов была ему непривычна, сколь бывает непривычно после долгого голодания вновь вкусить пищу, и он наслаждался каждым своим шагом, всем телом ощущая свое притяжение к холодной, сырой, еще не высохшей от долгого дождя земле.
Как удивительно не дорожить ни чем, после того, как однажды потерял все. Словно ветер, скитаешься ты по дальним землям, но каждый раз возвращаешься в свою обитель, место, где начался твой путь. Взгляд его вечно задумчивых, потускневших от многих видений мира был направлен на собственные лапы, впитавшие травяную росу и свежесть, слегка испачканные холодной грязью. Он взглянул на них и снова сделал шаг вперед, словно проверяя на прочность свои конечности. Его тело было также молодо, свежо, как эта утренняя роса, крепко, словно каменный валун, и прекрасно, как лазурная твердь неба. Но внутри него уже многие годы бушевал штиль задумчивости, находившей всегда внезапно, чувство трепетного ожидания перемен, которые не наступали и не наступят никогда, несменяемое ощущение горести и обиды от всего произошедшего. Вечное безмолвие окутало глубины его души-усыпальницы, давно покинутой всеми и разграбленной до тла. В погрузившемся в тьму костеле теперь был лишь он один, сопровождаемый молчанием. Словно горькая, вязкая конфета, запечатанная в разноцветный, блестящий фантик.
После стольких лет несладкой жизни, скитаний, возвышений и падений, счастья и горя, совсем разучился он различать приятные сюрпризы жизни от тяжелых, непосильных порою невзгод, - все ему стало бесмысленно, равнодушно, пусто и ничтожно в этом мире. Каждое действие, как казалось, всего лишь бег песчинки по остальным из суши в море. Никогда одна песчинка не смогла бы изменить берегов, но тысячи, миллионы их сделали бы великую перемену для моря. Одному невозможно изменить чего-либо, и юный король Солнца внял уроку, принял его и осознал многое, ранее ему недоступное. Николь, вечно скитавшаяся по берегам, уносимая ветром в путешествия от моря к берегу и напротив, вдруг она сомкнулась с другими, образовав с ними один единый комок, не крушимый ни ветром, ни водой. Бахари был мудрейшим из них, строго и четко знающим траекторию ветра, течения воды, умело пользующийся этим, но и он однажды был сбит с толку. Только странник так и не смог найти своих берегов, вечно обреченный скитаться по бескрайнему миру ничего не значимой песчинкой.  Близкие, друзья, любимые - это не то, чего хотелось от жизни, о чем он грезил летними знойными ночами, что лелеял холодными туманными утрами. Для него была уготована другая судьба, судьба для лучшего. Стать лучшим. Или уступить дорогу другим, кто более прыток, смел и горяч...
  "И кто я? Смешно. Ведь даже имя свое потерял. А вместе с именем ушло от меня нечто большее, словно сущность и характер давно канули в Лету прошедших дней, оставив меня безвольным и мрачным животным, без желаний, без целей, без всего, что необходимо всему живому в этом мире. Словно корабль мой сошел на мель, плотно въевшись в берега. И не плыть мне теперь больше, и не моя это дорога."
Но он познал нечто доселе неведомое, ошеломляющее молодых, потакающее старым. Теперь он знал: ничто не истинно в мире, ничто не натурально, И жизнь каждого существа, будь то великий король или же крохотный муравей, одинакова, равноценна. А все деяния наши, какими бы не были они грандиозными, с годами растают в тумане, оставшись уделом для стариков, блаженно вспоминающих старые деньки.
"И пусть моя память верно будет служить мне, когда кольнет меня острой тонкой иглой тоскливая сладость воспоминаний былого пути, на коем и тяжбы, и воодушевления были всегда желанны." 
Так заснул он, не имеющий более имени. И спал он сладко, видя то, кем он  когда-то был. Темная зелень ветвей лениво склонялась над бренным телом, пуская на него свою кружевную тень, ветер все также играл зеленым морем травы, а небо, покрытое сладкой лазурью и ванильно-молочными облаками, было так недосягаемо, высоко, величественно.

Он проснулся довольно поздно. Уже был легкий, очаровательный вечер, и солнце, лениво оглядываясь на север, опускало свои лучи. И эти лучи, тоскливо играя на пригорках холмов, медленно умирали. Эта была чудесная смерть... Так ему показалось, и он, насладившись зрелищем вдоволь, двинулся в путь. На север. Далеко. И казалось солнце умирало, теряя надежду, провожая путника в дорогу. В этот долгий путь...
Каждый шаг, совершаемый им в сторону некогда родной обители, которая в миг стала ему чужой, лишь отдалял его от воспоминаний прошлой жизни. Многое становилось для него несерьезным, смешным, пустым. Вся его жизнь, если оглянуться назад, была совершенно странной вещью. И вот она прошла... Прошла словно луч солнца, сиявший ярко и величественно, но все же закатившийся за горизонт. Он никого не любил на самом деле, но был любим многими. Впрочем, это неудивительно, обычно таких, как он, любят не за верность, романтику и нежность. Эти понятия ему не присущи, но есть нечто большое, что заслуживало в нем любви. Это нечто - понимание. Да, он так и не нашел в этой жизни настоящей любви, не сохранил близких и преданных друзей, которые всегда вспоминаются, словно теплые, солнечные и безмятежные дни пышной молодости. Он не стал тем, кем лелеял стать. Он мечтал о высоком. Но не было ни величия, ни славы, ни известности.  Он мечтал стать кем-то, но в итоге так и остался никем. Впрочем, жалеть уже было поздно и бессмысленно, к тому же он прожил самую обычную жизнь, что проживает и каждое живое существо на свете. Желания остались желаниями. Мечты остались мечтами. Мысли так и остались не высказаны. Поступки его унесло течение времени в бездну прошлых лет. Все, чем он жил и дышал, перестало существовать, либо обрело новую жизнь, в которой не было места для былого. Так он шел, а путь его хоть и был не близок, но навевал приятные воспоминания, словно странник вспоминал сладостный вкус амброзии жизни, которую он сумел в свое время вкусить. Да, это было замечательное время: были и радости, ликования, страстные упоения, были печали, горечи, тоска, были падения и новые подъемы. Да, это было непременно замечательное время, но он лишь сейчас стал осознавать все это. Луна уже заняла небесный трон, и ее тусклые отблески заиграли на темно-зеленой траве, шуршавшей под лапами странника. Ночь таинственно наблюдала за его путешествием, с явным скептицизмом ожидая увидеть его разочарования во всем прошедшем, измеряя каждый его шаг. А он уже забыл ощущение ветра, шелест травы, вкус свежего воздуха здешних мест. Все это было так далеко, так несбыточно было вновь вернуть частицу прошлого. А сейчас, взирая с высоты прожитых лет, наступило какое-то гадкое смирение, осознание невозможности дальнейшей борьбы, и приоткрылась та завеса, некогда так усердно скрывавшая свои тайны. Каждый из нас знаком с этой завесой, ведь имя ей - разочарование. А после. Когда резкость ощущение размылась, осталось спокойствие, гармония, тишина. Сколь многое оказалось пустой, низкой, житейской оболочкой, лишь внешней стороной. А вещи, которые действительно были достойны времени, тогда казались... Их ведь всегда можно было успеть потом? Но это "потом" так и не пришло.
Шли своим чередом размышления, пребывая в сговоре с ходом времени, а верные его лапы, давно отходившие свое, привели его к истокам легенды, некогда великой, чтобы вновь сдуть с ее надгробия мусор, принесенный ветром времени. Как же мы чертовски любим ворошить прошлое. Те моменты, когда были близкие нам люди, когда, кажется, трава была зеленее, небо чище, а отношения более искренни. Сейчас же трава была темной и прохладной, и небо, закутанное в загадочную ночную вуаль, не предвещало более ничего. Озеро Новой Жизни, к которому его вывела старая тропа, давно опустело, ведь те, кто так преданно любил эти сказания, уже выросли и перешагнули через заветное добро своей юности. Очертания деревьев и кустарников сливались в сплошной, беспросветный лес, заросли уже былые тропинки, камыши плотно сковали пологие берега. И место, бывшее сердцу милее всего, теперь не вызывало ни отголоска прежних чувств.

Призраком отжившего счастья, полупрозрачной тенью былой жизни он двигался в море трав, не оставляя следов. Его, может быть, выдавала лишь предательски шуршащая трава, распрямившаяся и поднявшаяся  над холодной, чуть влажной от росы землей. Кот неспешно вышел на поляну, с игр на которой началось его прекрасное детство, и мысли окутали его в свои легкие, как предрассветный туман, предвещающий начало нового дня, объятия. Невольно поднялись со дна души картины юности, стряхнув с себя пыль. Как много лет назад, он вновь взобрался на большой каменный выступ, выходящий к водам озера Новой Жизни, вновь взглянул на луну, стоявшую в небе высоко, как смотрел на нее совсем давно, опустошенный житейскими проблемами. Стоило прожить всю жизнь, пройти все дороги, увидеть весь свет, прежде чем понять, что все его проблемы - вовсе не проблемы, а лишь ловкие обманы судьбы, что порабощает столь многих. В суете дней он слишком много волновался о том, что в действительности было неважно. Не имеет значения, что думают о тебе другие, если ты сам следуешь воле сердца и если твое сердце живет в согласии с разумом. Не имеет значения, насколько прекрасна твоя шерсть, пусть даже словно золотом отливающая на солнце, если в глазах застыла сухая безжизненность или опьяняющий нарциссизм. Совсем неважно, сколько богатств ты нажил беспросветным трудом, если вся жизнь была глухой, нескончаемой работой во славу и угоду этих сокровищ. Ничего не значат все знания, накопленные тобой, если ты собираешь их лишь для того, что выделится из толпы, быть особенным. В толпе нет ни умных, ни богатых, ни популярных, все это лишь внешняя сторона вопроса, в сущности выглядящего иначе. Вам кто-то сверху, имеющий на вас изрядное влияние  до тех пор, пока вы сами не начинаете мыслить, сказал, что самое красивое животное - пантера, и вы поверили. Вы без сомнений приняли на веру то, что сова мудрее всех, а лев самый влиятельный и богатый, одним словом, истинный царь. Почему вы доверились чужим стереотипам? И где же ваше собственное мнение? А чувство вкуса? Лишь сейчас, вглядываясь в загадочный лунный диск, он понимал, что для него куда красивее всех пантер страшный бобер, на самом деле, весьма симпатичный, но лишенный всякой хвалы и славы, и от того безызвестный, что самым мудрым стоит считать черепаху, пусть и не кричащую о своих глубинных знаниях, но имеющую их на самом деле. И уж чего говорить, что лев, лишенный своего матракажа, в обычном свете животное ничем не лучше всех остальных. Так когда же вышло так, что мы  перестали верить себе, а слепо доверились непонятно кому? Когда перестали верить в собственное счастье, в собственные, пускай, кому-то нелепые мечты?
- Ответь мне... - тихо прошептал странник, обращаясь к безмолвной царице неба. - Ты молчишь... Тогда давай помолчим.  И, может быть, ответ сам откликнется на мой зов.
Кот выдохнул и, почуяв приближение еще кого-то, обернулся к источнику звуков. И встреча, которая должна была несказанное удивить своей внезапностью, была спокойна и ожидаема. Он в мраке ночи слегка блеснули его глаза огоньком какого-то живого происхождения, словно рожденного в самых глубинах души.
- Возможно, да, - чуть громче протянул кот, - возможно, нет... Это зависит от того, кого ты ищешь. Хотя я в любом случае рад тебя вновь увидеть. С момента нашей последней встречи прошло несказанно много, и, наверное, будет глупо спрашивать, как жизнь, но я попытаюсь.